ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

"... Что касается "Дневников", то это песни особого свойства. Если мы привыкли к тому, что самодеятельная песня это чаще всего баллада, что она, отталкиваясь от какой-то темы, разворачивает целую цепь размышлений с определенным сюжетом, то, например, этюды, которые иногда у меня получаются, представляют собой какие-то укрупненные зарисовки одной детали, одного жизненного узла, одной темы, одного образа в подробностях, но без особенного развития сюжета... А "Дневники" отличаются тем, что они просто передают обстановку, как дневниковая запись: "Были там-то. Ели то-то. Разошлись в таком-то настроении". Так и эти песни - и те, которые входят в число часто исполняемых, и другие. Это просто фиксация конкретных событий конкретных дней, поэтому они чаще всего не имеют своих названий, а просто датируются этими днями, хотя сами песни пишутся, бывает, и позже...

Дневниковые записи от двадцатого и двадцать первого мая касаются одного тяжелого разговора с другом об одной тяжелой жизненной ситуации, разговора нелицеприятного, где-то даже злого, но закончившегося очень хорошо, после чего я сел в самолет и улетел из Сибири в Европу. Самолет уходил поздно, и как только он взлетел, сразу обнаружилась граница между ночью и днем на горизонте сзади, и вот было такое сидение в мягком кресле после тяжелого разговора, своеобразный пир во время чумы, потому что разговор этот был вызван цепью тяжелых событий, в которых оказались близкие мне люди, и не потерять хотя бы одного из них - это и был тот самый пир..."